Александр Мильштейн
«Аналоговые машины»
2018 год
248 стр.
мягкий переплет.
Действие романа происходит внутри пространственно-временной воронки, разворачивающейся от городка, который последние дни носит название Брежнев до полуострова, который через несколько дней переименуют в Остров Сталин. Младший научный сотрудник Вячеслав Сосновский покидает своё прокрустово ложе, похожее на деревянный топчан, стоящий двумя ножками на берегу Чёрного моря и двумя — в НИИ 80-х, и с чемоданами, набитыми не совсем драгоценными камнями, успевает сесть на пассажирский поезд, который едет зигзагообразно, множество раз пересекая границу между Украиной и Россией, пока кривая не вывезет туда, где начнётся похожий на сон во сне триллер, действующими лицами которого станут вечно весёлые и спаянные тайной инфернальные таможенники.
Три книги издательства Vozdvizhenka Arts House за специальной ценой.
Детальниео книгах:
https://32vozdvizhenka.com/ru/product/yurij-lejderman-moabitskie-hroniki/
https://32vozdvizhenka.com/ru/product/lonid-vojtsehov-proekty/
https://32vozdvizhenka.com/ru/product/pyatipol/
Александр Мильштейн
2017 г.
391 с.
Сборник «Пятиполь» — первая книга Александра Мильштейна, проиллюстрированная его собственными рисунками. Необычная, подвижная манера письма, с намеренными «забормотами» и скоростными сменами планов, вступает здесь в причудливые переплетения со столь же неординарной графикой, открывая за каждым ракурсом сюжета все новые и новые иллюстративные возможности, будь то пастель, компьютрная графика или простая шариковая ручка. Фланируя по улицам и окрестностям Мюнхена, харьковчанин Александр Мильштенй продолжает одновременно свое внутреннее аллюзивное странствие вглубь языка, памяти, судьбы. На этом разрыве возникают как alter ego его фантомные, контурные персонажи: Капитонов, Тиновицкий, Фло, Фриц… Тем не менее в рассказе «Пятиполь», давшем заглавие всему сборнику, повествование ведеться от имени самого автора, который вновь оказывается в Украине, где-то между Киевом и Полтавой, в загадочном городке Пятиполь, вздыбленном косогорами и окруженном сотнями колометров лесов со стволами деревьев, выкрашеными белой краской…
Автор аннотации Юрий Лейдерман
Чтобы подтвердить ваш заказ звоните: 066 546 18 07
Юрий Лейдерман
2017 г., 327 с.
Издательство 32Vozdvizhenka Arts House представляет свою вторую книгу — «Моабитские хроники» авторства Юрия Лейдермана.
Предисловие.
Это книга дневниковых записей, точнее – дневниковой поэзии. Сам автор определяет эти записи так: Моабитские хроники» − вроде маленьких стихотворений в прозе на тему того, как эмигрант постепенно сходит с ума − от старости, от творческих неудач, от ненависти к правящему режиму на родине. Но заодно прихватывает и другие темы − футбол, история искусств, природа. Однако этот эмигрант оказывается способен переплавить материал своих дней в письмо, веселое, яростное и, в самом возвышенном смысле, странное. Приходит новый день – и дню нужно ответить. Повторяется разговор-бой, в котором невозможно поднатореть, набить руку, набраться опыта. «Моабитские хроники» — это превращение сопротивляющегося бытийного материала в слова, но слова такого рода, что могут порождать новый бытийный материал: другой футбол, другую историю искусства. Базон Брок как-то сказал, что художник в принципе не может действовать как Бог-отец, творить что-то из ничего, что действует он как Бог-сын, умножает рыб и хлебы, превращает воду в вино. Представим, что совершает эти превращения он без гарантий: а вдруг вот именно сейчас не получится, окажется каким-то нелепым неудавшимся фокусом? Бросок в не-предопределенное, в чистую возможность, всегда могущее обернуться ударом об землю. Жиль Делез в «Критике и клинике» говорит: Писать – это дело становления, которое никогда не завершено и все время в состоянии делания и которое выходит за рамки любой обживаемой или прожитой материи. Это процесс то есть переход Жизни, идущей через обживаемое и прожитое. Письмо Юрия Лейдермана идет через обживаемое и прожитое, претворяя его. Это письмо оказывается способом изменить участь путем перебрасывания повседневности в логику литературного текста, а текста – обратно в логику проживания повседневности. Сам акт переброса отвлекает внимание и момент чуда, как ему и полагается, остается невидимым. Записи своим названием привязаны к берлинскому району Моабит, где находится мастерская Лейдермана, а начало «Хроник» совпадает с возвращением художника к живописи. Поток текста соседствует с живописным потоком. Иногда они обмениваются водами. А дальше становится видно, что и политика, и история искусства, и природа, и футбол в ландшафте автора есть система потоков и водоемов, что ландшафт этот структурируется именно изгибами и встречами русел, а сам текущий в них бытийно-текстовый материал скорее однороден в своей изменчивости. Все меняется, но при этом остается тем же. Нет в этих записях, в их самых неожиданных поворотах, момента обвала в бред, нет такого, чтоб только что было все под контролем, — и вот, обрушилось. Жизнь-письмо по сути, в эссенции своей, неподконтрольна, неподвластна. Материал ежедневного, эти регулярные ехал на велосипеде из мастерской, или был на выставке ГДР-овской фотографии однородны, однокачественны каким-то нежить-полям, а где газетные новости, стадион или музей, там и топот цветка, султанчик на алебарде. Сам Лейдерман говорит о «маргинальной литературе», которая обращается не к читателю, но ведет тяжбу с самим бытием, письмом. Читатель может внимать ей косвенно, вроде всегда постороннего на судебном процессе. Но она выращивает читателя-постороннего и в самом авторе: Очевидно, что сотворение этих текстов подчиняется какой-то неведомой логике. И также очевидно, что логика эта, безусловно существующая, неведома и самому автору. Который в смятении − ибо он не может ухватить парадигму своего собственного письма! Юрий Лейдерман параллельно действует в слишком далеко друг от друга отстоящих пространствах, все время пербывает между пафосом и орнаментом, между прислоненностью и бегством. Между истиной, которую можно лишь разделить с другими, и единичностью высказывания, уходящего от любой конвенции, одомашнивания. Cвязывание этих пространств друг с другом вызывает в письме нечто наподобие дрожи натянутого каната, в результате которой текст все время стряхивает с себя контексты, на нем нарастающие. Повторяющийся обсессивный мотив у Лейдермана – предоление забитости, замусоренности путей письма контекстами и интерпретациями, выход в чистый простор. Собственно, постоянное возвращение к этому мотиву лучше всего свидетельствует о недостижимости выхода. Но намерение! Еще одно из превращений, происходящих в «Моабитских хрониках» — это когда намерение битвы становится самой битвой. Письмо есть самоизобретение. Определение идентичности как стихотворения, которое пишешь собственной жизнью для Лейдермана долго было связано с идеей геопоэтики*, превращающей политические инвективы в поэтические.
Но геопоэтический период для него заканчивается когда история вдруг дает ответ на поэтические инвективы. Ответ, переворачивающий жизнь: нашлась вдруг целая страна, которая заложила вираж и покинула ту страну. Покинула ту самую родину с ненавистным режимом, естественно, путинским. В жизни автора появляется Украина. Одессит Лейдерман, оказавшийся в 80-90х годах среди ключевых деятелей российской художественной сцены, убегает от родины-России, так, как убежал от родины-московского концептуализма или родины-современного искусства. Украина из вектора, направления побега, из пространства проекции фантазмов, превращается для Лейдермана в место все более реальное и требовательное. А значит – нужно снова вступать в бой и снова, отвечать на вопросы настоящей украинской жизни, воплощенные порой предельно грубо и материально. Перед тем, кто добрался до точки своего стремления, еще недавно казавшейся фантастически-недоступной, кто перешагнул через убегающий горизонт, появляются новые вызовы. Способность преобразовывать обживаемое и прожитое не означает способности им овладеть, удержать его в руках, поименовать, придать окончательную форму . Снова: инвектива, ответ, тяжба, превращение, стихотворение, которое пишешь собственной жизнью.
Автор предисловия: Никита Кадан
Леонид Войцехов
2016 г., 248 страниц
В этой этой книге легендарный украинский художник Леонид Войцехов (1955, Одесса) описывает свои концептуальные проекты и приключения в борьбе за их осуществление. Тем самым его автобиографическое повествование вырывается за границы собственно «современного искусства» и превращается в особый тип литературного письма, исполненный гротеска, юмора, невероятных встреч и завораживающих пророчеств на фоне художественной жизни Одессы, Киева и Москвы последних десятилетий. Параллельный визуальный ряд составляют рисунки Леонида Войцехова из серии «Рукопожатия». Можно сказать, что сама История становится «рукопожатием», монстром, раз за разом протягивающим нам руку — изломанным, выгнутым, пугающим и отчаянно притягательным.
ISBN 978-617-7110-51-3
Кол-во страниц 248
Год выпуска 2016
Формат 62×90/32
Тип переплета мягкий переплет
Предисловие редактора-составителя Юрия Лейдермана:
Когда-то давно, в эпоху перестройки, был у нас с Леней в Одессе общий приятель. Вполне себе симпатичный, интеллигентный парень, увлекался искусством, даже набил руку рисовать картины. Потом, правда, когда сузился рынок, ему это быстро надоело. В одном из интервью впоследствии он не без ехидства пояснял, что искусство интересовало его исключительно как процесс производства и сбыта художественных объектов, ну а «что касается Войцехова, то должен заметить, что ни один его проект так и не был осуществлен».
Насколько нам известно, этот товарищ сделал в конце концов карьеру как социальный работник, и с его жизненным проектом все в порядке. Не пытайтесь угадать его имя среди многих других, упомянутых в этой книге. Его здесь нет − Леонид предпочитает иметь дело с теми, чьи проекты еще НЕ состоялись. Хотя порой не упускает возможности и отпинать состоявшихся, самодовольных, тех кто застит нам путь.
Если говорить об его собственных проектах − что же, пожалуй, почти ни один из них в самом деле не был осуществлен… Однако именно это парадоксально позволило им выйти из скудной конвенции «современного искусства» и стать литературой, поэзией, линиями ухода, странствия, ярости, пророчества, вбирающими в себя и трансформирующими искусство, историю с географией, саму жизнь. Все, происходившее с нами за последние тридцать, двадцать, десять лет − и продолжающее происходить, становится подобием Лениного произведения − трагического, безумного и одновременно вселяющего надежду. Становится приключением, плутовским романом, притчей, сюрреальным потоком. Эта книга проиллюстрирована рисунками из Лениной серии «Рукопожатий». Но в каком-то смысле сама История становится в ней рукопожатием, монстром раз за разом протягивающим нам руку − изломанным, выгнутым, пугающим и отчаянно притягательным. Всегда еще нереализованным, не состоявшимся до конца. Или, наоборот, исчезающим в забвении, небрежении, недостатке времени, тщеславии. Как в любимой притче Лени − «притче раби Нахмана о самом себе», венчающей эту книгу. Где протагонист уже не знает слов той молитвы, и места в лесу, и как разводить костер. Однако помнит историю про это. Точно также наверное никогда не случится уже ни Еврейского музея СНГ, ни Ниагарского водопада, превращенного в Ниагарский фонтан. Однако можно рассказывать истории борьбы за них, удачливые или не очень, но исполненные юмора, отчаянья, брани, восторга. И каждый раз, вслед за раби Нахманом, надеяться, что этого будет достаточно.
Нам нет нужды здесь пересказывать Ленину биографию, поскольку само его повествование автобиографично. Возможно некоторым оно покажется даже чересчур пристрастным и автобиографичным. Суммируя лишь некоторые вехи, скажем, что Леонид Войцехов родился в 1955 году в Одессе. Учился в Одесском художественном училище, Одесском педагогическом институте (художественно-графический факультет) и Одесском инженерно-строительном институте (архитектурный факультет). Разработкой своих нео-дадаистских проектов он начал заниматься где-то с конца 70-х годов. Насколько мы можем судить, существенное влияние оказал на него замечательный одесский художник Валентин Хрущ (1943-2005), которого Леонид считает своим учителем. Вторым важным моментом, своего рода новым призывом, была неутомимая деятельность Сергея Ануфриева по сколачиванию в Одессе нового художественного круга, куда Леонид вошел на правах старшего товарища и отчасти даже «мэтра» в 1982. Помимо двух упомянутых и автора этих строк, на правах ближайших соратников в этот «корасс», как сказал бы Леня, входили Володя Федоров («Федот»), Игорь Чацкин, Лариса Резун-Зведочетова, Людмила Скрипкина, увы, уже покойный Олег Петренко («Перец») и некоторые другие. В 1987 году Леонид появился в Москве, где стал одной из самых ярких фигур в знаменитых художественных сквотах в Фурманном переулке и на Чистопрудном бульваре. В 1990е − 2000е годы его деятельность развертывалась в основном в треугольнике Москва − Киев − Одесса. Там же, в нашей самой любимой и милой Одессе, Леонид здравствует и поныне, наслаждаясь видом на Одесский порт и Хаджибеевский лиман с 17-го этажа своей студии, заваленной книгами, эскизами, набросками стихов и бог знает чем еще. Кстати сказать, поэзия Войцехова являет собой отдельную сторону его деятельности, оставшуюся за пределами этой книги. Как, собственно, и его живопись. Конца и края этому не будет, но в последнее время Леня также успешно разрабатывает новый жанр − «анекдоты про друзей», созданный им специально для facebook.
Об остальном, как говорится, можно прочесть в этой книге. Мы постарались расположить проекты и сопутствующие истории в относительно хронологическом порядке − насколько это возможно, поскольку многие из них, естественно, пересекаются и накладываются друг на друга. Примечания призваны лишь уточнить происходившее или касаются некоторых неточностей исторического характера. Биографические данные о многочисленных упомянутых в книге украинских, российских и зарубежных художниках можно без труда найти в интернете.